Speaking In Tongues
Лавка Языков

Александр Белых

ЗАПУСКАЯ КАМНИ ПОВЕРХ ВОЛНЫ

 
 

1

 
 
мои руки
охватили вокруг
мое тело
 
 
мысли разбежались как круги на воде
 
 
вслед за тобой
ушли без оглядки дожди
и речь обмелела
 
 
в неводе рыбака трепещет плавниками закат
 
 
ветер в костре
сухое пламя воздел
к одеждам дождя
 
 
выйти к морю и кутаться не в твои руки
 
 

2

 
 
Тают в море острова
вслед за криками перелетной стаи.
 
 
Вот так зрачки тебя искали,
глотая втайне позор-позыв вод-отречений.
 
 
Темней грозы, я давился тишиной,
не разразился.
 
 
Сумрак моря едва-едва белеет —
выкрик уток.
 
 

3

 
 
усталый всплеск волны — мой пес, вздыхающий во сне
 
 

4

 
 
Рыбий остов на песке.
Так и вас, мои стихи, до белизны
Вымывают волны...
 
 

5

 
 
О, море,
колыбельную пою,
приляг,
бессонное,
на грудь мою!
Не я свивал,
накручивал
на локти молнии,
но чем
мгновенней
обмирала речь,
тем
ослепительней
сгорал
поэзии
безбрежный свет,
срубая головы,
как меч,
поэтам.
О, море,
просторна
грудь моя
для грусти,
птиц твоих —
бакланов
черных
и рыб
пугливых,
как мысль моя!
Не усмирял
я ветра,
но голос мой
пел
колыбельную тебе,
всем телом
прижимался я
к волнам,
ласкал...
 
 

6

 
 
У моря хочется молчать: вот жертвенник, а вот и Аполлон
 
 

7

 
 
Молча бросаю камешки.
Словно чьи-то мысли вслух
Выдал всплеск воды...
 
 

*

 
 
Кукушка бьёт крылами по щекам,
паук, нечаянная радость,
забился в угол
и мышь-картезианка
металась между бездной
яви и бездной сна,
в сердце была нора,
аорта расширялась,
как закат.
В груди притихла жаба;
шелухая позолотой,
шли московские соборы;
за ними шли старухи с паперти,
переходя из августа
в сентябрь —
так выводят речь
за пределы смысла
и алфавита,
оставляя междометья бытия —
ахов, вздохов, матов.
Похотливые цикады
в чреслах двух сопок
содрогали воздух
всяко-разной омато-поэтикой.
Маршировали буквы
вольным шагом —
ремни отпущены,
потные гимнастёрки расхлябаны
сквернословие надвигалось
над городом Славянка,
рожи кисли, как клюквы.
Местность, завоёванная
знаками препинания,
уходила в хляби,
с побережья несло,
как от нестираной портянки.
Чайки шныряют,
но глотки не рвут, как в Дублине,
наползают туманы
насупленные,
словно средневековые иезуиты
в чёрном плаще
и капюшоне.
Перо скрипело
на бумаге
или кирзовый сапог
солдата?
Коровье «му-у-у-у-у-у-у» —
на всю округу,
словно Бог-в-себе-до-мира
или мир-до-слова.
Горсть островов разметал ветер,
рассекая простор
парусами.
Крикливо-матерная орава,
не сдерживая праматеринских криков,
неслась к заливу,
размахивая солдатскими трусами,
словно стягами.
Из глотки рвались слова
с едва разгадываемой семантикой:
— ...аааать твоюю,
хвалите рыб
и бездны!