Speaking In Tongues
Лавка Языков
Александр Белых
И СНЫ РАСХОДЯТСЯ КРУГАМИ
1
И слово, ввергнутое в хаос,
творит меня из останков своего до-бытия.
В логове твоем,
в святилище твоем,
Исида, ночь.
И царствуешь ты,
как смерть.
Что тебе тайны и скорби
моего сердца?
Медленно
открываю вежды:
вот он, мир-до-слова,
где скаты крыш
оверложены снегом!
2
Как звёздно небесам!
Как травам росно!
Ах, с горсть лепестков
твоих печалей, яблоня,
я приберёг для ветра.
Отчаяние накренило небеса,
ивовые ветлы
распугали стаи рыб
и рыбы сгинули
в темноте вод.
О голые колени в ссадинах
распушился ковыль:
степь ожила, как дитя в чреве матери,
и, медленно взмахивая
серебристо-ковыльными крылами,
обернулась в белого беркута,
подхватив юного Ганимеда.
О сердце,
тобой откармливаю ночь!
3
Ты, стерегущий ночь
у моего порога,
ты обречён на сон, Тезей,
светильник твой
не раздвинет мрака.
Сон пожирал тебя,
я склонял уста,
пока подкрадывался
убить меня, любовник гордый,
изнеженный, как кипарис.
Такая длинная дорога
в лабиринтах сна,
не предостережет тебя
и дрожь можжевелого куста,
разум твой —
такая хрупкая подмога.
— Не спите, — я говорил
тем ратникам.
Я тормошил, рыдал, ревел,
но в сны входил
и там терзал их
юные тела.
Что разум твой, рождающий меня?
4
Отчего я встревожен
твоей красотой и болен,
как раненый клён?
Кто ты, охотник, имя твоё Актеон?
Куда ты взгляды метишь,
как стрелы, смертный?
Ещё не знаешь ты,
чью тайну наготы
настиг.
На травы лук упал.
Испуг
и гневный плеск воды...
— Беги, беги олень,
возлюбленный,
от псов,
лети же ввысь!
Геспер, звезда вечерняя,
верни его в мой кров,
верни оленем раненым —
в него я был влюблён.
С тех пор
сочится речь моя,
как кровь,
рванная, как тело
Актеона.
5
Лети мой лик, омытый ливнем!
Ночь, к твоим влажным сосцам
припадаю,
о млеко небес,
не скупись,
как вино проливал виночерпий,
утоли мою песнь
и плачи дрозда.
Ах, как дрёма твоя
светла,
как улыбка твоя
безбрежна,
речь от меня отвела и взгляд
приковала.
Так вода холодит оленье горло.
6
Навзрыд осыпались росы,
едва прикоснулся к ветви сирени, облюбованной лосем, —
тише, росы!
Налитые тёмными желаниями,
глухо падали наземь яблоки, подражая влюблённой
голове Олоферна.
Изгнанником я называл тебя,
юного как тетива, стройного как светлоголовый ясень,
и вот — великолепие твоё убого.
...Но просыпались среди ночи,
опустошали бражные уста и мокрые падали замертво...
Мгновение, таких щедрот отведай!
7
Из-под века мерцает ночь.
— Зёрнышко, гранатовое
зёрнышко отведать,
чтоб привкус смерти на устах
не разлучал по разным
берегам реки.
Я слово надкусил слегка,
как плод из рощи Персефоны,
но терпкой влагой вечности
я не был опьянён
и был я беспечален
и пить хотел я
из твоих ладоней,
мой славный, юный анемон!
— Нет, нет, сердце моё
не утонет, пусть обретёт
не крыла, а плавник, —
и с одним уплывёт из груди,
как форель, покоряя
бессонный родник...
8
прибери меня к рукам, о Сад,
как притоки в полные воды, уведи в глубокие
русла мою беспризорную песнь
скинь одежды тот,
кто войдёт в мои речи без страха, кто внимает без гнева,
кто разнесёт окрест мою весть
прибери меня к рукам, о Сад,
когда дрёма спадёт с твоих уст, как паводок,
распеленай мою грусть
9
хрустит песок
на ветр ощерясь
верблюд широкими ноздрями водит —
откуда мненье?
в его дыхании нет влаги
под овчиною заснул чабан
суховей поднялся, кажется, над всей вселенной,
лишив орла и льва отваги
хрустит песок
два жёлто-медных
пятака пустынь легли на
мёртвые глазницы
несётся суховей, танцор тарантеллы, как мщенье
червоточит луна
засыпанье сродни нарастанью пустыни
Исиде не до сна
10
о чём тревожится огонь во тьме оленьего глаза?
11
Георгу Траклю
из-под века
укоризной сверкает чёрнорябиновый
глаз ворона
инок-олень очнулся ввечеру ото сна
мысль монашествует
произрастая шорохом камыша, чьи листья
вывернуты наизнанку
когда долы одолевает одиночество
пуглива поступь времени
и навстречу белеет ветер, запорошив
давние тропы памяти
о, как полон ночного покоя полёт птиц!
в сумерках тимьяна
усталый оклик пастуха
насторожил олениху
12
положи на мои уста кровоостанавливающую арнику
13
оттаяла музыка,
упорхнули белые клавиши за горизонт
ливень уносит меня без одежд, пока не иссякну
в лицедействе лепестков
1988