М.Зощенко. Из ненаписанного.
Публикация, подготовка текста и примечания Юрия Кабанкова
Говорят, на Канарских островах поэты не водятся, -- одни канарейки
и собаки. Канарейки называются так, видимо, оттого, что с утра до вечера
щебечут без умолку. Собак же назвали собаками за то, что не щебечут вообще,
-- non canendo(1), говоря попросту.
2. Поэты же не водятся там исключительно по причине слишком благоприятного
климата: когда всё кругом цветёт и благоухает, никакая сила небесная не
заставит вас взять в руки лиру, ибо душа парит в эмпиреях, и ощущение сие
столь сладостно, будто в антракте(2) объелись
вы зефиром(3) в шоколаде.
3. По сей простой простой причине, дабы уберечься от соблазнов, поэты
стараются селиться подальше от райских кущ (или кущей?).
4. Издавна Южный полюс отпугивал их своим курортным названием; посему
все они, родившись кто где, тут же устремлялись поближе к северным широтам,
зная наверняка, что уж там-то злополучного благоухания в ближайшее время
не предвидится.
5. И целиком отдавались бряцанию(4)
на лире вдохновенной, -- как выразился один их более удачливый собрат(5).
6. Впрочем, лира у них не вовсе обязательный инструмент: имеются арфы(6),
кифары, гитары... Последние, кстати, получили подавляющее распространение
именно в северных широтах (это потом, в силу географических открытий, они
перекочевали в Бразилию, где масса диких обезьян). Здесь же они (то есть
гитары, а не обезьяны) распространились, видимо, по той простой причине,
что в дублёнке и валенках за арфу садиться не с руки (лиру и кифару повидать
не довелось, но, вероятно, с ними те же трудности).
7. А вот с гитарой -- запросто: хоть нагишом, хоть в тулупе -- лишь
бы слушатели не разбегались. Кстати, эти, последние, тоже некоторым образом
инструментом владеют и чуть что -- норовят свинью подложить.
8. А канарейки здесь дохнут. И даже без вмешательства человека.
9. А некоторые вообще инструментов никаких не признают: мысленные гимны
сочиняют. И даже губами не шепчут. Что подозрительно.
10. Орфей(7) помнится, пением своим
диких зверей в языческую веру обращал. А Давид(8)
-- тот на Иегову своего никак нахвалиться не мог: уж ты, говорит, у меня
такой-сякой, алмазный и сахарный! Изведи, говорит, без моего ведома всех
врагов моих до седьмого колена, а я тебе за то -- и на струнных, и на духовых
орудиях; хоть вприсядку!
11. Всё-таки было в них нечто этакое, что заставляло и медь звенеть,
и кимвалы звучать.
12. Кимвалов(9) нынче днём с огнем не
сыщешь, зато медь покуда ещё доступна -- поди, не золото! Взял, к примеру,
на кухне тазик для варенья -- и айда по улице греметь. Народ какой-никакой
непременно сбежится: публика!
13. Пускай с наскоку не уразумеют, в чём дело, но личность твою, как
пить дать, в уме запечатлеют: не каждый день с тазами по улице шастают,
глотку дерут. Значит так надо. Поэт, одним словом.
14. Глядишь, и привилегии какие-никакие обозначатся. Например, взаймы
без отдачи. Ерунда, но всё-таки. А сунутся с напоминанием -- тут же осадить:
обыватель, мол, и ретроград. Это ж неформальный фонд культуры!
15. Хорошо! И жизнь заметная. Одна беда: сюжетов маловато, -- скука
смертная! Ну, изобразил в очередной раз, как серафим(10)
вдруг тебе явился и поперёк дороги разлёгся, -- и опять скука, сил нет!
16. А тут проснулся однажды, глядь -- а процесс-то уже пошёл; мама
моя родная! -- вот где перу-то раздолье: тиран(11)
на тиране сидит и тираном погоняет, -- все с пёсьими головами, в лапах
помело, а изо рта пена прёт на манер шампанского. Жуть!
17. И что интересно -- никто с ними не борется, с тиранами-то, как,
например, тот же Давид с Голиафом(12).
Стоят себе -- публика-то, -- головы набок свесили и наблюдают глазами:
рубанёт али не рубанёт? А коли рубанёт -- так с плеча или с оттяжкой? Прямо
Китай какой-то!
18. Хотя -- вовсе никакой не Китай, а самая что ни на сеть Русь-матушка,
шестнадцатый век: Иван Грозный(13) убивает
своего сына. Репина(14) произведение. Ежели
глубоко задуматься -- так Иван-царь всё семя репинское порешил бы, не то
что сына единокровного. Если бы знал, конечно, что за пасквиль(15)
ожидает его в будущем.
19 Но это -- встречные мысли. А каково современникам? Тут тебе по всей
Европе великий скачок происходит, турки Византию(16)
без ножа зарезали, кругом перестройка на всех парах, инквизиторы(17),
какие были средневековые, норовят на гуманитарные рельсы влезть, -- а тут
такая ошибка природы, прямо не знаешь, как и выговорить!
20. Даже в том же отсталом Китае куда как приличнее общественный климат:
течёт себе и течёт, не взирая на лица. При всём том у них тоже поэты случались.
Почти как у нас. Вот, например, некто Цзи-гуан(18)
пишет:
Еду на север, скачу на юг --
Исполняю государев приказ.
Стихи называются «Написал верхом на коне». У бедняги, видимо, времени
в обрез: и императору угодить хочется, и перед вечностью в грязь лицом
не ударить, -- вот и приходится повышать свой культурный уровень в в походных,
так сказать, условиях.
21. Сразу видно: Минская династия(19)
и всё такое. Правда, до сих пор не известно, каким образом белоруссы в
Китае оказались. Пусть они сами с этим разбираются. А мы вернёмся к нашим
канарейкам.
22. Известно из достоверных источников, что канарейки попали в просвещённую
Европу именно в шестнадцатом веке. Раньше никак не могли: никто пути истинного
указать не умел, ибо прозябали все сплошь в самых что ни на есть средних
веках: грязь, копоть, каменные своды над головой -- не пощебечешь.
23. Потом средние века кончились, и все увидели, что можно плыть дальше.
24. Вот тогда канарейки в Европе и объявились.
25. Поэты уже давно там отирались, своего часа ждали (см. начало данной
истории). Но час пробил, а толку от них было мало: канарейки щебетали не
хуже. Потому последние вытеснили первых.
26. И наступила реакция.
27. Уж на что Лютер(20) крепкий мужик
был -- и тот не выдержал: всё, говорит, шабаш! Так чёрт знает до чего додуматься
можно!
28. А чего ж тогда с нашего Ивана Васильевича спрашивать? Ведь он тёщу
свою (четвёртую или пятую, не помню), как собаку, Сорбоной(21)
кликал, не ведая, как похлеще выразиться.
29. Кстати, сей Иван IV Васильевич заочно осудил Варфоломеевскую ночь(22)
как чрезмерное мероприятие. Об этом вам и знаменитый Эйдельман(23)
скажет. А вы и поверите.
30. Да что -- Эйдельман! Сам Епифаний Пустынник(24)
в сердцах восклицал: «О, Господи, увы Тебе и ах!..» (Пс.I, ст.2).
Не удалось, правда, выяснить, к чему относится сей горестный вздох -- к
нашим безобразиям или французским. Но, судя по всему, докатился он и до
наших дней.
31. А что мы на повестке имеем? Канарейки подчистую передохли, -- это
мы знаем, -- и на каждое вакантное место -- пять-шесть дюжих песнопевцев,
благо -- кормушка(25) в клетке завсегда
всклянь полна. Одна беда -- сюжетов маловато (см. выше).
32. А за просто так никто тебя кормить не станет. Щебетать нужно. Да
так, чтобы моментально все поняли, что ты в первых рядах: «Пока свободою
горим, мы прошлого не повторим!»(26) и
т.д. Не важно, что с чужого плеча, важно, что ко времени.
33. А тут ещё ветер подул -- полы заголяет. Глянули, откуда
дует -- а там, оказывается, всё прошедшее наше в кровавой грязи валяется,
а кругом -- развалины старого мира. Мать честная! -- проскочили с разгону
и не заметили.
34. Не иначе -- заговор был. А мысли, как тоска телеграфная, тянутся
всё туда же, в шестнадцатый век -- больше некуда. Вот где успевай разворачиваться
и глаголом, так сказать, жечь сердца сограждан! А не достанешь глаголом
-- можно и чем-нибудь подручным: утюгом или паяльником, например. Лишь
бы палёным пахло.
35. А тут один стихотворец неразумный возьми да и тисни в печати что-то
вроде «и дух та-та та-та на краешек колодца присаживается
и зажигает трубку». Что тут началось! Столпотворение вавилонское! Моментально
всех канарских собак на него навешали: «Трубку! Вы слышали, -- зажигает
трубку!!! Усов не видно -- ладонью прикрывается, а так -- вылитый ОН!»
36. А другой, более разумный собрат этого стихотворца влез посреди
площади на табуретку и объявил городу и миру о закате российской словесности:
наступила, мол, ночь поэзии; как говорится, спите, сегодня рассвета не
будет и т.д. Однако при этом не преминул попенять русскому народу, что
тот, мол, насмерть стоит над разбитым корытом и его, беднягу, проклинает
на чем свет стоит(27).
37. Как говорится, есть многое на свете, друг Гораций(28)!
38. И хотя наш друг далеко не Гораций, видения нерукотворного памятника
посещают и его посреди поэтической ночи. «O, rus(29)!
-- мыслит он, -- взмахни крылами, отойди-подвинься от сего корыта, ибо
здесь памятник воздвигну моей нетленной ипостаси(30)!
39. Только «O, rus!» почему-то ни отойти, ни подвинуться не
желает. Деревня, одним словом!
40. Так вот и прозябают болезные песнопевцы, потомки канареек, в этой
немытой России. Хоть на Канарские острова заново подавайся.
41. Но там -- сказка про белого бычка(31).
А он уже в бугая вымахал.
1990 г.
1. Canis a non canendo
(лат.) -- «Собака называется так оттого, что она не поёт». Варрон,
VII, 32.
2. Антракт (фр.) --
перерыв между актами (не половыми).
3. Зефир (гр.) -- здесь:
не ветер, а пастила.
4. Бряцание (заимств.
из ст. слав.) -- название способа извлечения звенящих звуков.
5. Видимо, Пушкин.
6. Арфа (ит.) -- струнный
щипковый инструмент в виде треугольника немалых размеров, внутри которого
натянуто 46 струн; обладает весьма нежным тембром.
7. Орфей -- древний греческий
песнопевец, сын Каллиопы; по одной из версий -- растерзан языческими зверьми.
8. Давид -- изральско-иудейский
император, праведник и тиран (см.); хранитель ковчега (не Ноева)
и сочинитель псалмов.
9. Кимвал (гр. или евр.)
-- нечто звучащее.
10. Серафим (евр.)
-- пламенный ангел, особа, приближённая к престолу; о шести крыльях (двумя
закрывает лицо, двумя -- ноги, а с помощью двух оставшихся летает, непрерывно
славя Господа). Является исключительно поэтам.