Speaking In Tongues
Лавка Языков

АЛЕКСАНДР ГЕЙМАН

ЖАДНАЯ







1. Знает север, и запад, и юг, и восток,
Знает лотос и Африка, танец и слово,
И не знает никто -- То, пришедшее То,
Что и я знал когда-то -- пришедшее снова.




I.







2. Стены стали прозрачны, как льдинки стекла.
Я ходил и все видел, что делали люди.
Как варилась еда, как из кранов вода
Выбегала и с плеском текла по посуде;




3. Как меж бульков супных и пахучих паров
В этих кухнях вечерних и комнатах тесных
Не людские толклись, но желанья -- богов
Проникали в сознанье под видом телесных;




4. Как из дальнего неба незримо летел
-- Дождь его не гасил, не захлестывал ветер -
Огонек -- и сиял между сближенных тел,
Ярко вспыхивал вдруг -- и вот так входят дети;




5. А другой в тот же час через два этажа
Выбирался наверх из развалины тела
И над ним зависал, потрясенно дрожа,
И мигал, постигая, мерцал оробело.




6. И во свете таком, кто был некогда здесь,
Словно струйку песка из руки выпуская,
Жизнь по дням рассыпал и пытался расчесть -
В чем итог и неволя, и правда какая.




7. Ну, а я -- я не дрогнул под вихрем картин,
Под слепящим напором сияний и радуг,
Я позволил протечь им -- и был господин
Новых чувств и имен, и волшебных догадок.




8. И тогда, соблюдая мой звездный расклад,
Из высокого дома десятого знака,
Тур с тюленьим хвостом, серебрист и крылат,
Мне предстал Козерог, серафим Зодиака.




9. Многих не было слов,-- вещий мой проводник,
Едва я согласился на то восхищенье,
Мигом тронулся в путь -- вот когда я постиг
Чудо скорости высшей и тайну движенья.




10. Как бы с некой горы я все дальше скользил
В мельтешении вспышек, но звуков не слыша,-
Мой диковинный ангел меня возносил
Быстрей звука и света, и мысли -- и выше.




11. На равнине, подобной прозрачной луне,
У тишайшего моря была эта встреча.
Лик не явлен мне был, но шел голос ко мне:
-- В чем желанье твое? -- загадай, человече!




12. -- Не небесных богатств, и тем ниже -- земных,
Не бессмертия, не исцеленья болезней,
Но сочти мои дни -- и позволь прожить их,
А потом -- пусть не будет: пускай я исчезну.




13. Такой выбор я сделал -- и передо мной,
Как бы повести некой, но только воочью
Проходили страницы одна за другой,
Назначая судьбу, а быть может, пророча:




14. -- Кому жизнь не важна, но желанен уход,
Кто взыскует конца, а не знает свободы,
Тот вернется опять. Много вод утечет.
Будет много смертей -- но не будет ухода.




15. Будешь стражем немыслимо дальних миров,
Всех врагов поразишь, никого не пропустишь,
Но однажды взгляд кинешь из-под облаков -
И не сможешь лететь, задохнешься от грусти.




16. Будешь племенем джан в каракумских песках,
Ночью будешь тайком пробираться в селенья
И с собаками ссориться из-за куска,
И на плеть нарываться, воруя поленья,




17. На земле твои женщины будут рожать
И детей оставлять на пути каравана,
Будешь мучиться жаждой, терпеть, выживать,
А потом ты рассеешься в буре песчаной.




18. Взойдешь сорной травой на полях бедняка,
Корень пустишь глубоко в решимости злючей,
Но под ругань твой корень порушит рука
Закаленным железом, что тверже колючек.




19. По великой реке поплывешь кораблем
И, раззява, на камни напорешься днищем,
И осядешь на дно, где затянет песком
Твой гниющий остов, как травой -- пепелище.




20. Когда зимние воды душней табаку,
Когда в воздухе стынет ледышкою возглас,
Ты у лунки всплывешь и в глаза рыбаку
Станешь пялиться снулою щукой безмозглой.




21. Темной елью подымешься ты -- и опять
Тебя срубит топор -- и полнейшим чурбаном
Ты отправишься в угол скучающе ждать
Жира беличья вкус на губах деревянных.




22. Станешь сном моряка о родимой земле
И забудешься утром под пение птицы,
Так и будешь блуждать в фиолетовой мгле, --
Кто приют тебе даст, кто позволит присниться?




23. И быть может, средь столь же ненужных теней
В междуцарствии мира, пустом и бесплодном,
Ты поймешь наконец, что по правде ценней --
Уходить или быть, а еще -- быть свободным.




24. И когда урок выучишь этот, когда
Дух возвысишь ко мне и свой разум умножишь,
А еще -- рассмеешься душою,-- тогда
Исчезай,-- если только захочешь и сможешь.




25. -- И все верно, -- так было. Я долго болел
Недержаньем унынья и порчей здоровья,
Умирал то и дело, о ближних скорбел,
А порою впадал в проливание крови.




26. Как последний дурак, я остатки ума
Изводил на напраслину бед ежечасных, --
То делами паршивел, язви их чума,
То еще умудрялся влюбиться несчастно,




27. То смиреньем недужил, как щепка, иссох...
И задумался я, книгу жизни листая:
Как же так, я такой был сияющий бог,
А до ручки дошел, ни за что пропадаю!




28. Этак скоро завою, как пес в конуре,
Этак все просажу на усталость и жалость! --
Нет, пора быть игре. Я клянусь -- быть игре!
Ну вас всех! -- быть игре! -- и душа рассмеялась.




II.





29. Для начала я умер. Погиб, как герой,
С мировой несуразностью в поединке.
Награжден был посмертною черной дырой,
А поздней и проглочен,-- то были поминки.




30. Отметь крестиком место на карте небес,
Где в потоках клокочущего эфира
Густо валят созвездья,-- вот там я воскрес,
Нахлебавшись вот этакого чифира.




31. После кружки-другой с проясненьем в мозгу,
Бодрость духа вернув и веселый характер,
Я ударился в бег, закрутив на бегу
То ли две, то ли тыщу спиральных галактик.




32. И, поди, до сих пор они в поте лица,
Инозвездные бонзы, разгадки не чая,
Ахинею несут о наитье Творца,
К телескопам припали -- меня изучают.




33. Пусть их учат. И знают пусть назубок
От пеленок, а то -- от скорлупок яишных:
В мире много миров, но я все пересек
Сделав пару шагов, как впоследствии Вишну.




34. И чему тут дивиться, когда мой поход
Был не только на радость мне и упоенье,
Но и бой вместе с тем, и у зеркала вод
Созерцанье безмолвное -- и сотворенье.




35. Что прекрасней? -- Глаза именам открывать,
Углубляться в чудесные, странные свойства,-
Или их создавать -- или их воевать,
Ум и чувство построив в единое войско.




36. А явился и он -- сто веков подбирал
К ядовитым клыкам бронебойные бивни,
Жала-когти вострил, -- в общем, весь арсенал
Преисподней задействовал мой супротивник.




37. Приближенье, схожденье, нырок, поворот,
Ложный выпад, -- и вот он, коварный, крученый,
Тот удар его с лету, -- но только он бьет
Прямо в позавчера, пустоте обреченный.




38. И он следом летит, пустотою сражен,
Как пьянчуга разбуженный, громко икая.
Малый, то не у-шу, то забава для жен,
Мат на первом ходу, -- моя шутка такая!




39. Мне ль не знать времена, если я их прошел,
Как бурильщик глубинный пласты за пластами.
Я спрягал их в единый вселенский глагол,
Пек в духовке и ужинал, как пирогами.




40. Там, где разум мутится и гибнет металл,
Я гулял и играл, и искал испытаний.
Я, как бражку, как Танькины слюнки, глотал
Смертоносные, невыносимые тайны.




41. Накануне вселенной, неведомо где,
Я смотрел на созданий, ужасных обличьем,
Как они состязались на Страшном Суде --
И исход был гадателен, проблематичен.




42. Я сновидел биенья веков и пространств,
Истеченье миров я считал в миллионах, --
Этот паводок снов, этот явленный транс
Просветленных умов и мозгов воспаленных.




43. Те кишели прозрения и миражи,
Словно пчелы в сраженьи с медведем голодным,
Словно с лежбища вспугнутые моржи --
В водах Духа, морях его околоплодных.




44. Как пантеры-охотницы точный прыжок --
«Цынза-цынза», взметенное в «йауа-фырра»,
Как сознанье в ничто обращающий йог,
Совершающий вывод о бренности мира...




45. И как сладость воды, когда свежую пьешь, --
Наложи ее образ на паузу мысли,
Ярким цветом пометь, на кристаллик умножь,
Опусти в океан и в медузах исчисли.




46. Стань комочком лучистым, в эфир погрузись,
Обложись белозвездною массой творожной
И цыплячий писк жизни расслышать учись,
И дыши, как дракон на гнезде, осторожно.




47. Посети Андромеду -- туманность ее,
Своих деток туземных с гостинцем проведай,
«Кто ваш папа?» спроси -- и знай имя свое,-
Будь хорошим Отцом -- посети Андромеду.




48. Не забудь о Земле, -- не забудь -- она есть
От последнего праха до точки начальной
Моя сказка о Боге и звездная весть
О смешном моем сердце, немного печальном.




49. В теплых южных морях, где ветвится коралл,
Где подводный народец обосновался,
Видишь, рыбы покрыты -- то я бушевал --
Красотой многоцветной -- то я бесновался.




50. Когда солнцем подсвеченные края
Черных пальцев полощутся в омуте синем, --
Нет, не скалы и ветер, -- то нежность моя
Схоронилась в ладошке великой пустыни.




51. Орут джунгли, лиана с лианой сплелась,
Перемазавшись соком, лопочут макаки,
Гомон запахов, -- нет, то не пылкая страсть,
А рассеянность мыслей о мелочи всякой.




52. Впрочем, что география! В гуще времен
Были годы, когда в распаленности лютой
Я богов-миродержцев громил пантеон,
Чтоб дорваться до самки гигантского спрута.




53. Океан колыхался, шел пеной, вскипал,
Извергался вулкан и текла протоплазма
Весь силурский период, -- а вслед наступал
Миллион лет катарсиса или оргазма.




54. А как я горевал! Искажались черты
Побережий, и с той ли тоски окаянной,
Как молочные зубы, шатались хребты,
И на части раскалывалась Гондвана.




55. Тяжело под землей; стоит каменный гул,
Под циклоном гранитным сдвигаются руды,
Но и там закружились -- то я их подул -
Снегопады кристаллов, прозрачное чудо.




56. Или музыка -- может быть, помните -- в ряд,
Как стога бесконечные, до горизонта,
Серым пузом в болоте, лицом на закат,
Все стоят и трубят, и трубят мастодонты.




57. Или в степях Евразии топот копыт, --
Скачут кони монголов вслед тюркам и гуннам,
Но та пыль оседает, и лютня звучит
О тебе, мировая держава Тайцзуна!




58. Но довольно,-- не счеть всех походов и битв,
Где искали меня,-- а я так отшутился:
За окном век двадцатый, кончаясь, стоит, --
Неразумное чадо, я в нем очутился.




59. Я возник на Урале, я берег нашел
Заколдованный, там я садился на камень,
И летел ко мне издали бурый орел,
И на царство венчал, осеняя кругами.




60. И не высшее ль чудо, что занят игрой
В том ли граде Перми, недалеко от рынка,
В доме сто девяносто, квартире второй,
Да на той ли на улице Екатеринской, --




61. Я, дозором стоявший над Млечной рекой,
Я, наследник атлантов, сновидец Гондваны,
Небожитель поэзии, кто ж я такой? --
Так, совсем ничего,-- литератор засраный.




62. Я смеюсь сам себе, я пью чай поутру,
Перед сном и во сне я лечу и летаю;
Я стихи написал -- и закончил игру, --
Вот сиренька и кисть ее -- пусть расцветает.




63. Что ж я понял? Одно лишь во веки веков,
Как познал это каждый, касавшийся слова:
Мир стоит на стихах -- да и нету стихов,
Кроме чистого Духа и Бога живого.




64. Все исчезнет. И запад прейдет, и восток.
Белым пеплом сгорит и свой пепел остудит,
Что сгорает сейчас. Но во мне живет То --
Оно будет и так, -- но пусть все-таки будет.




Октябрь-ноябрь 1995