Гарри спустился по ступенькам и вошел
в сад. Там гуляли больные. Ему сказали, что там же и его жена, Глория.
Он увидел ее одну, за столом. Обойдя ее, он подошел незаметно, сбоку. Обогнул
стол и сел напротив. Глория сидела очень прямо и была очень бледна. Она
смотрела на него и не узнавала. Наконец узнала.
- Ты кондуктор? - спросила она.
- Какой кондуктор?
- Правдоподобный кондуктор?
- Нет.
Она была бледна, глаза ее были бледные.
Бледно-голубые.
- Как ты себя чувствуешь, Глория?
Железный стол, выкрашенный белым.
Он простоит века. Посередине - маленькая ваза с цветами, увядшие мертвые
бутоны свисают с печально поникших стеблей.
- Ты блядун, Гарри. Ты блядей трахаешь.
- Это неправда, Глория.
- Они отсасывают тебе? А, член-то
тебе сосут?
- Я хотел приехать с твоей мамой,
Глория, но у нее грипп.
- Вечно с этой старой крысой что-нибудь
не так... Ты кондуктор?
Другие пациенты сидели за столиками,
стояли под деревьями или лежали на полянке. Они молчали и не шевелились.
- Как тут кормят, Глория? Ты познакомилась
с кем-нибудь?
- Отвратительно. Нет. Блядун.
- Хочешь что-нибудь почитать? Что
тебе привезти?
Глория не ответила. Она подняла левую
руку, посмотрела на нее, сжала кулак и сильно ударила себя прямо по носу.
Гарри вскочил и схватил ее за руки. - Глория, я умоляю!
Она заплакала:
- Почему ты не принес мне шоколад?
- Глория, ты говорила, что терпеть
не можешь шоколад.
Слезы текли из нее ручьями.
- Я могу терпеть шоколад! Я люблю
шоколад!
- Пожалуйста, не плачь, Глория...
Я принесу тебе шоколад, и все, что ты хочешь... Послушай, я снял номер
в мотеле в двух кварталах отсюда, просто чтобы быть рядом с тобой.
Ее бледные глаза широко раскрылись.
- Комната в мотеле? Да ты там с блядью
какой-нибудь! Вы с ней смотрите порно, а на потолке - огромное зеркало.
- Два дня я буду рядом с тобой, Глория,
- ласково сказал Гарри. - Я принесу, все что ты захочешь.
- Ну так принеси мне любовь, - закричала
она. - Какого же черта ты не принесешь мне любовь?
Больные обернулись.
- Глория, поверь мне, никто так не
любит тебя, как я.
- Ты хочешь принести мне шоколад?
Ну так намажь им свою задницу!
Гарри достал из бумажника карточку.
Карточка отеля.
- Вот, возьми, пока не забыл. Тут
разрешают звонить? Позвони мне, если тебе чего-нибудь захочется.
Глория промолчала. Она взяла карту
и свернула ее в несколько раз. Потом наклонилась, сняла туфлю, положила
в нее карту и надела обратно.
Гарри увидел, что к ним приближается
доктор Дженсен. Доктор Дженсен улыбался и бормотал: "Так, так, так..."
- Здравствуйте, доктор Дженсен, -
тихо проговорила Глория.
- Можно мне присесть? - спросил доктор.
- Да, конечно, - сказала Глория.
Доктор был массивен. Полон тяжести,
ответственности и авторитета. Его брови казалась густыми и тяжелыми. Они
и были густыми и тяжелыми. Будто хотели соскользнуть в мокрый круглый рот
и там изчезнуть, но положение не позволяло.
Доктор посмотрел на Глорию. Доктор
посмотрел на Гарри. "Так, так, так,- сказал он. - Я доволен, - наши
дела идут очень хорошо..."
- Да, да, доктор Дженсен, я только
что рассказывала Гарри, что у меня появилась уверенность в себе, и что
мне очень помогли ваши советы и занятия в группе. Почти прошла моя необоснованная
злоба, беспричинная меланхолия и пагубная жалость к себе самой.
Глория сидела, сложив руки на коленях
и улыбалась.
Доктор улыбнулся Гарри:
- Глория удивительно быстро поправляется.
- Да,- сказал Гарри. - Я заметил.
- Я думаю, что еще совсем немного,
и Глория сможет вернуться домой, Гарри.
- Доктор, - спросила Глория. - Можно
сигарету?
- Да, конечно,- сказал доктор, вытащил
пачку каких-то экзотических сигарет и протянул Глории. Глория взяла сигарету
- доктор достал позолоченную зажигалку и извлек из нее пламя. Глория затянулась,
выпустила дым...
- У вас красивые руки, доктор Дженсен,
- сказала она.
- Ну, спасибо, дорогая моя.
- И доброта, что спасает, доброта,
что исцеляет...
- Стараемся как можем, в наши-то
годы... - кротко сказал доктор Дженсен. - А теперь, если не возражаете,
я поговорю с другими пациентами.
Он резво поднялся со стула и направился
к столу, где еще одна женщина навещала еще одного мужчину.
Глория уставилась на Гарри:
- Жирный мудак! Жрет дерьмо медсестер
на завтрак...
- Глория, было очень приятно повидать
тебя, но я утомился в дороге и хочу отдохнуть. По-моему, доктор прав. Я
заметил некоторое улучшение.
Она захохотала, но смех ее был вовсе
не безмятежный, а какой-то наигранный. Будто выученная роль.
- Никакого улучшения нет, наоборот,
произошло ухудшение...
- Это не так, Глория.
- Я тут пациент, а не ты, Рыбья Башка.
Я лучше всех ставлю диагноз.
- Что значит "Рыбья Башка"?
-Тебе никто не говорил, что твоя
башка похожа на рыбью?
- Нет.
- Когда будешь бриться, посмотри
повнимательнее. И смотри не отрежь себе жабры.
- Ну, все, я ухожу... но завтра я
опять приду к тебе.
- В следующий раз приведи кондуктора.
- Может тебе все-таки принести чего-нибудь?
- Ты идешь в свой номер, чтобы трахнуть
там какую-нибудь блядь!
- Может быть, тебе принести номер
"Нью-Йорк"? Ты же любишь "Нью-Йорк"...
- Затолкай "Нью-Йорк" себе
в задницу, Рыбья Башка . И "Тайм" вместе с ним!
Гарри потянулся к ней и сжал руку,
которой она била себя по носу:
- Контролируй себя, постарайся. Ты
скоро поправишься...
Глория будто и не слышала его. Гарри
медленно встал, повернулся и направился к ступенькам. Поднявшись по лестнице,
он повернулся и слегка помахал Глории. Она даже не пошевелилась.
Они лежали в темноте, все шло хорошо,
и вдруг зазвонил телефон. Гарри продолжал, но телефон тоже продолжал. Это
очень мешало. Вскоре у него обмяк член.
- Дерьмо, - сказал он и поднялся.
Потом включил свет и схватил трубку.
- Алло?
Это была Глория. -Ты там блядь какую-то
трахаешь!
- Глория, почему тебе разрешают звонить
так поздно? Они тебе, что, снотворного не могли дать?
- Что это ты так долго не подходил?
- Ты когда-нибудь сидела на горшке?
Вот я как раз сидел на горшке, а тут ты вдруг...
- Да уж... распрощаешься со мной,
тогда и закончишь?
- Глория, вот до чего тебя, черт
побери, острая паранойя довела..
- Моя паранойя всегда была глашатаем
истины, Рыбья Башка...
- Слушай, ты вообще ничего не соображаешь.
Поспи хоть немного. Завтра я к тебе приеду.
- Ладно, Рыбья Башка, иди к своей
БЛЯДИ!
Глория повесила трубку.
Нэн в пижаме сидела на краю кровати,
на ночном столике - вода и бутылка виски. Она закурила сигарету и положила
ногу на ногу.
- Ну, - спросила она, - как твоя
женушка?
Гарри сделал глоток и сел рядом.
- Прости, Нэн...
- Простить кого и за что? Ее, себя
или кого?
Гарри проглотил виски.
- Давай, черт побери, не будем мыльную
оперу из этого делать...
- Правда? А что ты хочешь из этого
делать? Так, на сене покувыркаться? Может быть, попробуешь кончить? Или
ты хочешь пойти в ванную и освежиться?
Гарри посмотрел на Нэн.
- Черт побери, хватит умничать. Ты
прекрасно знала, что тебя ждет. Ты сама захотела пойти ко мне!
- Потому что знала, что если не пойду,
ты приведешь какую-нибудь блядь!
- Дерьмо! - сказал Гарри. - Опять
это слово.
- Какое слово? Какое слово? - Нэн
опрокинула стакан и бросила его об стену.
Гарри подошел, взял стакан, наполнил
его, протянул Нэн, потом налил себе.
Нэн посмотрела в стакан, сделала
глоток и поставила стакан на столик.
- Я позвоню ей и все расскажу!
- Расскажешь, черт побери! Она больная!
- Это ты, сукин сын, больной!
Снова зазвонил телефон. Он стоял
на полу посередине комнаты - там, где его оставил Гарри. Оба вскочили с
кровати и бросились к телефону. Они достигли его во время второго звонка
и схватили трубку за разные концы. Они катались по ковру, тяжело дыша,
и чудовищное сплетение туловищ, рук и ног отражалось в огромном, во весь
потолок, зеркале.