Муж, как обычно, ушёл на работу, и мне в одиночестве особенно делать
было нечего. Я села на стул у окна и стала смотреть в сад сквозь неплотно
прикрытые шторы. Безо всякой причины, бесцельно — просто смотрела в окно
и надеялась, что что-нибудь придет в голову. Среди прочего взгляд мой упал
на вечнозелёный дуб, который мне давно нравился.
Я посадила его ещё в детстве и, взрослея, наблюдала, как он тоже растет.
Он был мне другом, и я частенько с ним разговаривала.
В тот момент я тоже, видимо, мысленно беседовала с дубом. О чём мы
говорили, сейчас не вспомню. Даже не знаю, сколько времени прошло. Когда
смотришь на сад, время течёт, как вода в стремнине. За окном совершенно
стемнело — значит, я просидела достаточно долго. Очнулась я от раздавшегося
откуда-то издалека странно приглушённого звука. Сначала мне показалось,
что он исходит из моего собственного тела. Как слуховая галлюцинация. Словно
тело охватывает мрачное предчувствие. Я затаила дыхание и насторожилась.
Звук постепенно, но определённо приближался. Я даже не могла предположить,
на что он похож. С такими жуткими раскатами, что по телу пошли мурашки.
Вскоре земля вокруг корней дуба вспучилась, будто на неё обрушили шквал
воды. Я замерла. Поверхность потрескалась, вспученная земля развалилась
на куски и изнутри показалось что-то похожее на острый коготь. Мои руки
сжались в кулаки, взгляд застыл на этом, в голове пронеслась мысль:
«Сейчас, похоже, что-то произойдёт!» Коготь энергично отгрёб землю, и когда
дыра стала больше, из неё, не торопясь, выполз зелёный зверь.
Когда он, весь сверкающий зелёной чешуей, выбрался наружу, то первым
делом отряхнулся, смахивая прилипшую землю. У него был удивительно длинный
нос, темневший к кончику. Сам кончик торчал тонким хлыстом. И только глаза
похожи были на человеческие, от чего я вся содрогнулась. В них жили мысли
– такие же, как у меня или, скажем, у вас.
Зверь приблизился к дому и постучал в дверь кончиком тонкого носа.
«Тук тук-тук,» — раздался по дому сухой стук. Я тайком, чтобы не привлечь
его внимание, пробралась в дальнюю комнату. Кричать смысла нет: в округе
ни одного дома, а муж вернётся с работы поздно. Я даже не могу убежать
через задний ход: в доме всего одна дверь — та, в которую стучится отвратительный
зелёный зверь. Осталось только затаиться, сделав вид, что в доме никого
нет: может быть, он смирится и куда-нибудь уйдёт. Но зверь не смирялся.
Он сделал кончик носа ещё тоньше, вставил его в замочную скважину и пошарил
в ней. Замок подался легко, лишь слегка щёлкнув, и дверь приоткрылась.
В щель неспешно проник нос. Долгое время он осматривал комнату — как змея,
приподняв голову, осматривается по сторонам. Я подумала: «Неплохо бы подкрасться
с ножом к двери и отрубить этот кончик до самого его основания.» На кухне
достаточно острых ножей. Но зверь, словно разгадав мои мысли, только хмыкнул:
— Бе-бе-бестолку всё это, — промолвил он. Речь его казалась довольно
странной, будто он путает слова. — Этот нос — как хвост я-я-ящерицы: сколько
его ни руби, всё будет расти и расти. И чем чаще его будут рубить, тем
длиннее вырастет. Так что, з-з-зря всё это. — И он, словно волчками, завращал
своими жуткими глазищами.
«Да этот парень читает человеческие мысли! Ну, это уж слишком! Нельзя
мириться с тем, что кто-то позволяет себе рыться в моих мыслях. Особенно
если это — непонятное и жуткое животное.» Всё тело мое покрылось
холодным потом. В самом деле, что он собирается сделать со мной? Сожрать?
Или утащить с собой под землю? «Так или иначе,» — подумала я. Хорошо, что
он не совсем безобразный: хоть не страшно взглянуть на морду. На торчащих
из-под чешуи длинных розовых лапках — длинные когти, которые даже кажутся
симпатичными, если смотреть только на них. К тому же, он совсем не проявляет
враждебности или неприязни.
— Разу-зу-зу-меется! — сказал он, слегка изогнув шею. Зелёная чешуя
перекатывалась на ней с лёгким звоном. Будто слегка качнули стол, уставленный
чашками кофе. — Неуже-же-ли вы думаете, что я ва-вас съем? Не сделаю я
этого. Зачем вы так? Я против вас ничего не имею. Не такой я ва-ва-варвар,
— сказал зверь. Ну точно, он понимает всё, о чём я думаю!
— Эй, хозяйка! Хозяйка! Я пришёл сюда сделать предложение. Понимаете?
Я специально выполз из глубо-бо-бокого подземелья. Это совсем не простое
занятие. Пришлось сполна разгрести земли. Когти, как видите, ободрались.
Будь у меня злой умысел, злой умысел, злой умысел, я бы такое не смог сделать.
А сюда пришёл как раз потому, что вы мне нравитесь, нравитесь до нестерпе-пе-пе-ния.
Я думал о вас в глубо-бо-бо-ком подземелье. Но не мог больше выносить и
вы-выполз сюда. Все отговаривали меня. Но я не мог больше терпеть. Я собрал
всю свою хра-ра-рабрость, зная, что вы подумаете: «Ах, ты — такой зверь!
Набрался наглости делать мне предложение» !
«И вправду, разве не так?! — подумала я в сердцах. — Такой нахальный
зверь, а ещё требует моей любви!»
Тут морда зверя сразу же сделалась печальной. И, будто в тон этой печали,
цвет чешуек поменялся на фиолетовый. Всё тело съёжилось и стало меньше.
Я скрестила руки и посмотрела на фигуру сжавшегося зверя. Может, у него
тело меняется с переменой чувств? И под этим жутко безобразным видом кроется
нежное, как свежее пюре, и легко ранимое сердце. А раз так, то у меня тоже
есть шансы на победу. «Попробуем заново, — подумала я и ещё раз произнесла
громким внутренним голосом: — Но ты же безобразный зверь!» Таким громким,
что в сердце отдалось будто лаем: «Но ты же безобразный зверь!f Чешуйки
прямо на глазах полиловели. Глаза его, словно всосав мою неприязнь, расширились,
вылезли из орбит, став словно инжир, и из них ручьями красного сока полились
слёзы.
Я уже перестала бояться зверя. А на пробу представила в мыслях, насколько
это было возможно, самую жестокую сцену. Будто бы я привязала его проволокой
к большому стулу; затем по одной отщипывала острым пинцетом его зелёные
чешуйки; раскалив докрасна острый нож, тыкала им в мягкие розовые икры;
что есть сил вонзала обгорелый паяльник в опухшие, как инжир, глаза. Я
представляла одну за другой все эти сцены, а зверь горько рыдал, вскрикивая
от боли, корчась, мучаясь, словно это происходило с ним на самом деле.
При этом он проливал цветные слёзы, ронял на пол густую слюну, пускал из
ушей газ серого цвета с запахом роз и с ненавистью пристально глядел на
меня распухшими глазами.
— Эй, хозяйка! Прошу вас, ради Бога! Не думайте, пожалуйста, о таких
зверствах! — наконец, взмолился зверь. — Даже не пре-пре-представляйте
себе это, — добавил он понуро. — У меня не-не-не было злого умысла. Я не
сделаю ничего плохого. Я просто ду-ду-думал о вас.
Но я не собиралась всё это выслушивать. «Шутка ли, ты внезапно выполз
в моём дворе, без спроса открыл дверь, вторгся в дом, — думала я. — Или
я тебя приглашала?! В конце концов, у меня есть право думать о том, о чём
захочу.» Сказав так, я начала представлять ещё более жуткие вещи. Используя
разные механизмы и инструменты, я мучила, кромсала его тело, не упуская
ни одного из возможных способов издевательства и угнетения его существа.
«Слушай, зверь! Да ты толком не знаешь, что такое женщина! А раз ты такой,
я тебе сколько угодно, сколько угодно всего напридумаю!f Однако, контуры
зверя постепенно расплылись, сократились, будто дождевой червь, до самого
зелёного носа. Зверь, корчась на полу, зашевелил губами, собираясь еще
что-то сказать мне напоследок. Видимо, что-то очень важное, словно передать
забытое старое сообщение. Однако рот его скривила гримаса, и он замер,
а спустя немного времени рассеялся и пропал. Облик зверя стал тонкой тенью
вечера. В воздухе повисли лишь его выпуклые печальные глаза. «Такие шутки
со мной не пройдут! — подумала я. — Смотри, смотри, тебе ничего уже не
поможет. Ты ничего не можешь сказать. Ты ничего не можешь сделать. Твоё
существование уже кончено.» Сказав так, я увидела, что и глаза растворились
в пустоте. Темнота ночи наполнила беззвучную комнату.